Бог любовь.

     Бог и любовь в христианстве тождественны (1Иоан. 4:8-16; 1Кор. 13:13). Но религиозная коннотация греческого глагола «агапэ» является инновацией переводчиков-толкователей Нового Завета. В древнегреческом языке «agapё» означало отношение к источнику удовольствия: вкусной еде или супругу. Братская любовь и отношения между равноправными любовниками обозначалась словом «hpilia», сексуальная страсть и восхищение – «eros», а родительское чувство – «storge». Поэтому трактовать нужно не слово «агапэ», а термин «христианская любовь». Смысл этой любви понятен: - пожертвовать лучшим сыном ради нерадивых детей. «Ибо так Бог (Отец) возлюбил мир (падших людей), что отдал (на заклание) Сына Своего … (Ин.3:16). То есть православный Бог показал способ благоденствия толп сирых и убогих за счет самоотречения избранных. Что само по себе неплохо, пока жертвенность конвертируется в материальные преференции, а воздаяние не переносится в мир иной. Негоже своих Христов обирать, полагая, что они отданы на заклание и за нас должен расплачиваться Бог.

            Но это лишь связующая с ветхозаветным преданием первооснова. А далее следует святоотеческое толкование любви, как основы Нового Завета между Богом и людьми, заключенном в Сыне. Дух Нового Завета не в добродетели и выполнении Библейских Законов, а в достижении любви и милости господина, который выше закона (Матф. 12:7). Любви добровольной и жертвенной, и взаимной, но отменяющей приоритет Закона. А теперь смекайте, какой власти такая идеология может быть интересна, и как наше православие поможет строить правовое государство.

     Любовь – понятие эволюционирующее с самосознанием людей. Обратите внимание на бесстрастие библейского Авраама и его сына. Бог сказал Аврааму, Авраам – сыну, взяли дровишки и пошли. Полное повиновение и никакого сомнения. Смерть также естественна, как и сама жизнь. Кроме того, принести сына в жертву Богу, означало удачно устроить загробную жизнь своего чада. Но Бог человеческую жертву не принял. Это было запрещением человеческого жертвоприношения, а гарантией повиновения был страх. Ни о какой любви здесь и речи быть не может. Миром правит страх. Другое дело жертва Иисуса. Тут место Авраама занимает Бог-Отец и приносит в жертву Сына, а Бог-Элогим (тот, который страшен), из любви, не отводит смерть. Смерть побеждается верою в воскресение и вечную жизнь. Царство страха сменяет утопия Любви к Господину. Тот, кто внушает страх, взалкал любви. Любви, как сильного эмоционального интимного влечения с желанием нравиться и угождать. Утопия в том, что по отношению к господину можно говорить лишь о сублимациях любви. Православный Бог - это ощущение христианской любви в результате выполнения условий (принятия догматов и исполнения ритуалов) веры. Для взаимной человеческой любви необходимо ещё принять идею равноценности личностей.

     В современном греческом языке «s`agapo» означает «я тебя люблю». Тогда как трактовать нам сегодня библейское «агапэ»? Чтобы любить необходимо предстоять перед идеальной личностью Бога. Сначала возлюбить того, кто прежде возлюбил тебя. То есть Бога (Создателя/Отца) - свой идеал по образу и подобию которого ты сотворен. Любовь не к тому, что есть, а того, каким быть должно, может подвигать человека к совершенству (но может и раздавить). Затем, призывает Господь, любить ближнего как самого себя. То есть любовь к себе получается первична. Забота о себе и о своих генах в родственниках из любви - storge трансформируется в любовь – philia и заботу о близких по духу людях по механизму сублимации сексуальной любви (eros) в платоническое обожание Господа и господина. Христианская любовь объединяет единомышленников вокруг своего господина для защиты групповых интересов от экспансии представителей иных мировоззрений. И плюрализм здесь принимается как лукавый договор о ненападении при силовом противостоянии, но невозможен экуменизм. Для дальнейшего (глобального) объединения нужны новые идеи. Проблема в том, что православие крайне инертная система не склонная к саморазвитию ввиду характерных особенностей подавления инициативы личности. Выучив выкристаллизованные Церковью правильные ответы можно успешно подавлять оппонентов даже весьма ограниченным проповедникам так, что манипулирование будет очевидно только посвященным. Но эта эффективная уловка отнимает возможность развиваться вместе с цивилизованными обществами. Переход от услужения господской милости к служению долгу, как морали закона, под идеологическим знаменем патриархального православия невозможен. Поэтому нелишне озаботиться непропорциональной концентрацией в руках РПЦ материальных ресурсов, как средств возможного подавления инакомыслия впредь. Сублимации «православной любви» не так безобидны с точки зрения научной эволюционной психологии.

     Дети - это наши контаминации с близкими людьми через (сублимированную из инстинкта самосохранения в вечности (бессмертия) и реализованную посредством замещающих стимулов оргазма от соития) любовь. При невозможности удовлетворения инстинктивного либидо оно принимает уродливые формы похоти, подавление которой вызывает маятниковые изменения состояния сознания от прострации бесстрастия до блаженства «божественной любви».

     Любить по-человечески – это, значит, затрачивать личные ресурсы (вести себя определенным образом) для поддержки реализации и защиты в родных и близких людях определенной части самого себя. То есть, своих генов в формах живота, рук, глаз, взглядов, идей, и пр.

     Любовь – это чувство радостной удовлетворенности от сознания своей защищенности. Ощущение веры в свою обеспеченность самоотверженной (условной или безусловной) поддержкой (любящих тебя) родных и близких людей (или/и сверх естественной силы).

     Пришедший в этот мир человечек встречается с инстинктивной (безусловной) родительской любовью. То есть, сначала любят его. Родители, таким образом, обеспечивают заботу о продолжении жизни своих генов, решая вопрос бессмертия. Любовь к младенцу безусловна, потому, что в нем невозможно различить признаки взрослого человека. Генотип, скрытый общими младенческими признаками, не отражается в фенотипе. При взрослении степень поддержки чада будет зависеть от уровня его схожести с родителем (и/или предметом сублимированной любви к половому партнеру). Поэтому, в конкуренции с братьями и сестрами за родительскую любовь ребенок стремиться эту схожесть подчеркнуть и усилить. Потому, что именно эта схожесть обеспечит маленькому человечку успешность в период взросления в семье. Материнская любовь к младенцу безусловна (поскольку проявления генов еще невозможно узнать). Но любовь к отроку уже обусловлена его соответствием представлениям о должном поведении. Отеческая любовь не безусловна. Её необходимо заслуживать и ей приходится служить. Ребенок становится взрослым, когда понимает и принимает, что отношения любви обусловлены законами социальной среды. Если ребенок взрослеет без родителей, то он лишается не столько родительской ласки, сколько не научается установлению обратных связей и пониманию соответствия требованиям Отца. Но когда воспитание спекулятивно или извращено религиозными комплексами родителей, то ребенок может не находь подтверждения того, что его внешность или поведение соответствует чаяниям родителей. И тогда возникает ощущение сиротства (богооставленности), то есть утраты необходимой для выживания поддержки со стороны родных и близких (или сверхъестественной всемогущей силы). Эта тревога, как голод к любви, может сопровождать человека всю сознательную жизнь, принося душевные страдания. Она способна, выливаясь в творчестве, создавать шедевры, но может и растерзать. Недаром в цивилизованном христианском обществе место религиозного пастыря органично дополняют психолог и адвокат. А в православном мире им придется вступать в противоречие со служителями культа, как идеологическими противниками, если Церковь не пойдет навстречу научным знаниям, и будет оставаться неизменной.

            Любовь земная это то, что даёт бессмертие роду человеческому. Вместо бессмертия мы получили любовь. Отказаться от неё невозможно. Тогда придется или погибнуть или эволюционировать во что-то иное, чем человек. Эволюция «включается» во времена планетарных катастроф. Но по воле человека её инструментом может стать и генная инженерия. Осталось только понять в чьего Бога эволюционировать. И помнить, что прежде своеволие кончилось потерей рая.